Жанр: снапшот
Герои:
читать дальшеМикель смеется заливисто, и тянется за своим бокалом через всю ту кучу малу, которую они устроили.
"Расходиться" никто не пожелал, а для семерых, комната, предсказуемо, слишком мала. Клер сидит почти на коленях у Мике, навалившись на его левую руку, Мерван по хозяйски опираясь о его плечи, пытается перегнуться через Локонте и подхватить полупустую бутылку, вызывая недовольное ворчание как "четы Моцартов", так и остальных, вообще вповалку расположившихся на полу. Маэва с Солалем лежат на узеньком коврике, единственной подстилке, нашедшейся в комнате, Фло, как неуспевший занять эту важную стратегическую точку, опирается на бедро Мике.
И этот факт пьянит Микеле сильнее, чем несчастное полусухое, которое он с детства может пить, не замечая градуса.
Мерван подсовывает свои фотографии, сделанные на бегу и ужасного качества, зато хоть на себя со стороны взглянуть можно - и то хлеб. Девочки чуть ли не дружно стукаются лбами над маленьким экраном телефона. Фло демонстративно отворачивается, бубня себе под нос, что "меньше буду знать - лучше спать буду", но места своего не меняет, а значит Мике все равно, смотрит ли Фло на экранчик с очередным размытым изображением, на самого Мервана или на Маэвочку. Впрочем нет, не все равно, последнее отзывается тупым болезненным ударом в ребра, и Микеле в сотый, в тысячный раз за сегодняшний день ругает себя за то, что ведет себя как мальчишка. А потом Фло переводит взгляд на него самого - и Локонте, сумасшедший Локонте, главный Питер Пен труппы, выворачивается, выламывается в каком-то сумасшедшем изгибе, чтоб, не двигая ни на миллиметр ногой, взглянуть все-таки на очередную фотографию, "интересно же что там такое показывают", и смеется невпопад, пытаясь отнять телефон, чтоб рассмотреть все поближе, и... отворачивает лицо от чужого взгляда - ради чего, собственно, еще подобное затевать?
Мике не знает еще, насколько привычной скоро станет рука Солаля на плече Маэвы - она только что в первый раз случайно туда легла. Он не знает, что через год эти фотографии буду цениться ими на вес золота - так они начинали, этого не повторить. Он не знает, что меньше, гораздо меньше, полгода всего, осталось до отчаянных захлебывающихся поцелуев в коридорах и гримерке, до ужаса и счастья, сравнимого, наверное, с полетом. До дурацкого этого сказочного "и жили они долго и счастливо".
А сейчас он сидит в одной комнате с людьми, которых уже страшно терять не потому, что нужны сейчас - потому, что дальше будут нужны еще больше. Вольются под кожу, проникнут в кровь. И пьянеет с каждой секундой все сильнее от чужой руки, обжигающей его бедро даже сквозь ткань изодранных синих джинс.